Изгнанница Ойкумены - Страница 60

Это легче, чем таскать железные ящики.

«Колыбельная». Нежность и покой. Аккомпаниатор – Джафра Хурам-оглы, сильный как буйвол. Этот не воевал, хотя уже в годах. У Джафры три жены и двенадцать детей. Восемь мальчиков и четыре девочки. И трое внуков. У младшего ямочки на щеках. Джафре доверяет визирь Кунан-бек. Это он поручил Джафре следить за гостями со звезд – и раз в неделю являться с докладом, делая вид, что отлучился в город за покупками. Джафра горд доверием визиря. Если бы еще не болела печенка… Он лечит печень настойками бабушки Мегри. Не помогает. Кауф-хан, звездный человек, предложил уколоть Джафру целебным копьецом.

Джафра отказался.

«Reves D'automne». То, с чего все началось. У шаха, спасаясь от слепоты, она играла пьесу соло. Здесь ей подыгрывает Зафар – плешивый кривоножка, как выразился Ник. Этот управляется с трехстрункой хуже всех. Сбивается, теряет нить. Забывает держать ритм. Зато у него феноменальная память на другое. Зафар побывал во всех четырех экспедиционных группах. Когда ларгитасцы бьются о Скорлупу, он неизменно торчит рядом. Грызет травинку, иногда жует табак. Глядит куда-то в сторону, моргает. Это не мешает Зафару запоминать границы Скорлупы. Позже, когда рядом нет чужаков, он отмечает их на карте. В стенах Крепости – так Кейрин-хан, встречаясь с Зафаром, зовет кольцо Скорлупы – еще есть бреши. Скоро их не станет. Кейрин-хан хитер и мудр. Он доволен своим слугой. Он платит Зафару не за пустое умение дергать струны…

– Ты выкрала карту из вещей Зафара? – спросил Ник.

– Нет, – ответила Регина. – Я выкрала у него карту вот отсюда.

И постучала пальцем по лбу господина посла, насладившись его глупым видом.

– Ты же не можешь читать мысли шадруванцев!

– Оказывается, могу. Когда играю на флейте.

– Ты знала это еще на Ларгитасе?

– Я знала это еще на Шадруване, в прошлый прилет. После вынужденного визита к его мстительному величеству Хешируту.

– И не сказала мне? Ну ладно, Бреслау, Кауфман… Но мне?!

Господин посол был обижен насмерть. Похоже, Тиран, случайно или нарочно, забыл поделиться с ним итогами тех дней, когда память Регины выворачивали наизнанку, по сто раз изучая ее «музыкальный» контакт со слепцом-шахом.

– Я не хотела об этом знать. Я не хотела об этом говорить. Единственное, чего я хотела – чтобы ничего этого не было.

– Почему?!

– Ты что думаешь, – криво улыбнулась доктор ван Фрассен. – Если я психир, так у меня уже и не может быть психоза? Ошибаешься, дружок. Вытесненный страх – гадкая штука. Ты выдавливаешь его, как гной из нарыва, за пределы сознания. Но он никуда не девается, отравляя тебя – час за часом, день за днем. Хорошо еще, что я вовремя опомнилась…

– Тогда почему ты говоришь мне об этом сейчас?

– Я не боюсь. Я теперь ничего не боюсь, кроме одного.

Вопрос сверкнул во взгляде Ника раньше, чем прозвучали слова.

– Страх, – разъяснила Регина, – мощнейший регулятор. Утратив страх, я могу совершить колоссальную ошибку. Если не совершила ее минуту назад. Надо было мне промолчать насчет карты и флейты…

Слушая ее, Ник машинально шарил рукой возле себя. Смысл его действий был непонятен для Регины. А когда пришло понимание – она отвела глаза, как если бы подглядывала за чем-то неприличным. Не осознавая этого, Николас Зоммерфельд искал кальян с любимой отравой или бутылку спиртного – что-нибудь, что помогло бы ему справиться, произнести слова, которые застряли в глотке, мешая дышать.

Ничего. Справился и так.

– Наверное, мне тоже стоило промолчать. Я все эти дни молчал. Бреслау знает, но он сказал, чтобы я не беспокоился. Ему эксперимент важней человека…

– Какого человека?

– Любого.

– Но ведь ты говоришь не о любом, правда?

Ник шагнул вперед и крепко обнял ее.

– Я говорю об Артуре, – он сжимал объятия все теснее, словно Регину могли отобрать. – Кейрин-хан намекнул, что моему сыну не стоит ходить за Скорлупу. Иначе с ним может произойти несчастный случай. Дети беззащитны, сказал он. Им лучше оставаться на звездах, если они не хотят попасть на небеса. Это случилось еще до вашего прилета. Я сразу связался с Бреслау, но он заверил, что гарантирует безопасность. Хотел бы я знать – как? Еще Тиран…

Колючая щека оцарапала ее. Ник поднял голову, глядя вверх, туда, где стена кабинета смыкалась с потолком. Через пластик и камень, время и расстояние господин посол разговаривал сейчас не с доктором ван Фрассен – с Ларгитасом, всю мощь которого имел честь представлять на Шадруване.

– …он запретил мне сообщать тебе об этом. Потому я и напился в день вашего прилета. Чуть не сошел с ума от страха. Все казалось: едва челнок сядет…

– Почему же ты говоришь мне об этом теперь?

– Плевать я хотел на его запреты. Слышишь?!

– Слышу, не кричи…

Дверь открылась, и вошла Фрида. Химере надоело лежать в коридоре у порога. Химере хотелось общества. Она с неудовольствием фыркнула – мужчина и женщина обнимались, вместо того, чтобы встречать Фриду лаской и угощением.

– Ты сказала, что ничего не боишься, – произнес мужчина.

– Я ошиблась, – ответила женщина.

III

Утром, как ужаленная, она подскочила ни свет ни заря – и не сразу сообразила, где находится. Ну да, Шадруван, посольство… Вчера Регина не осталась на ночь с Ником; значит, это ее комната. Четверть шестого по местному времени. Какого фага? Еще спать и спать…

Артур! Он в лагере…

Спокойней, подруга. Не паникуй. С ним Скунс. И Матильда. Пока они рядом, мальчик в безопасности. Если подручные Кейрин-хана решат убрать мальчика, они сделают это за Скорлупой, чтобы ларгитасцы ничего не увидели. Найдутся свидетели, подтвердят: несчастный случай. Приносим свои соболезнования. Виновные в недосмотре будут сурово наказаны. Обезглавливание вас устроит? Или лучше четвертование?