Некогда стены зданий были украшены фресками. Время слизало их шершавым языком, оставив кое-где, на кусках уцелевшей штукатурки, объедки – жалкие, блеклые. Крепостная стена зияла проломами. Четыре из пяти белокаменных башен центрального дворца обрушились. Последняя гордячка упрямилась – тянулась ввысь, пытаясь отомстить небу, вонзиться в него шпилем, горящим на вершине золотого купола.
Городу оставалось недолго. Песок наступал.
Свернув за угол, Регина увидела джинна. Джинн – огромный, с кожей оливкового цвета, в рубахе-матроске и шортиках – сидел на стене дворца. Доктор ван Фрассен никогда раньше не встречала джиннов. Да и услышала-то про них совсем недавно. Но когда увидела – узнала сразу.
– Здравствуй, Артур. Вот ты где, оказывается?
– Тетя И?
Никогда там, снаружи, в голосе ребенка не звучало столько чувств. Радость, удивление… Предвкушение? Да, наверное.
– Тетя И! Пишла! Пишла игать?
– Да, я пришла играть. С тобой.
– Игать! Да!
Джинн по имени Артур Зоммерфельд взмахнул рукой. Регина едва успела зажмуриться: вокруг нее взметнулся песчаный вихрь, обнажая развалины. Туча голубого песка взмыла в небо, зависла над городом. А на туче, словно местный божок, громоподобно хохоча, восседал Артур в ореоле искр. Собственно, он и был божком своего мира. Места, куда он сбегал ото всех, переставая реагировать на окружающих.
– Да!
Сполохи сделались ярче. Из тучи пролился сухой дождь. Дома и башни, храмы и дворцы, стены крепости и купола – они восставали из руин. Песок заново творил все: фрески на стенах, цветные витражи в окнах, флаги и флюгера на шпилях… На улицах началось движение. Их заполнили ходячие куклы. Регина узнала солдатиков и слонов, щекастых пупсов и лупоглазых лягушек из шкафа с игрушками. Теперь понятно, почему Артур не играет с ними дома! Здесь играть гораздо интереснее…
– Итим, тетя И! Итим!
Джинн рухнул из поднебесья. Пухлая ручища ухватила гостью и вздернула ввысь. Итим, значит. Как птички. Ребра сдавило: ни вдохнуть, ни выдохнуть. В глазах потемнело. От прикосновения джинна кожа готова была пойти волдырями. В жилах Артура текла не кровь – пламя.
– Мне больно, Артур! Пусти!
– Не бойна! Не бойна! Итим!
– Отпусти! Немедленно!
– Не бойна!
Ах, так?! В ладони возникла флейта. Не ребенку-аутисту противостоять «под шелухой» телепату-психиру – будь он хоть джинн, хоть броненосный генерал Ойкумена! Мелодия взвилась к небесам – сама, без человеческого дыхания. Отразилась от низкого купола, вернулась, окутала Регину плащом – силовым коконом.
– Ай! Бойна-бойна!
Тиски пальцев разжались. Джинн шарахнулся прочь. Регина повисла в воздухе, словно на антиграв-подушке. Кажется, она перестаралась: какой бы огонь ни плескался в жилах ребенка, Артура сильно обожгло. Ничего, лучше запомнит. В другой раз будет осторожнее.
Джинн свечой уходил вверх – подальше от жгучей «тети И». Однако высоко взлететь ему не удалось. С разгону он врезался в карусель сполохов, казавшихся такими безобидными. Треск – нож-невидимка распорол небо надвое. Вспышка едва не ослепила Регину, следившую за полетом.
– Ай! Бойна! Хочу-хочу!
Раз за разом джинн бился о небесный свод – и шипящие разряды молний отшвыривали его прочь. Воздух наполнился грозовым запахом озона. Сполохи кружились, образуя щит, не желая пускать Артура в горние выси и дальше – в космос, за пределы атмосферы.
Выходит, ты здесь не всесилен, малыш?
«Джинны не могут летать высоко. Если они поднимаются выше положенного, ангелы Господа Миров сбивают их пламенными копьями…» На миг Регине почудилось, что она не «под шелухой», а снаружи. Если двигаться к горизонту, взяв левее уцелевшей башни, то через день пути впереди объявятся дворцы, трущобы и бесчисленные арки мостов Шадрувана – города, где на третьем этаже ларгитасского посольства доктор ван Фрассен проводит сеанс пси-терапии с Артуром Зоммерфельдом…
Наваждение мелькнуло – и сгинуло.
– Бойна! Хочу!
– Артур, хватит! – велела флейта. – Спускайся!
Джинн повиновался, пусть и с явной неохотой. Кружил неподалеку, опасаясь приближаться. Запомнил урок, малыш. Это хорошо.
– Ну что, Артур? Летим дальше?
– Да!
– Что ты хотел мне показать?
– Итим!
…Аутисты не живут «под шелухой». «Под шелуху» уходят только пасынки человеческой эволюции – энергеты и менталы. И еще помпилианские рабы – да, она это помнила. Но факт был налицо: Артур Зоммерфельд изрядную часть времени проводил «под шелухой». Вот и корень его аутизма. Неконтактность, заторможенные реакции, рассеянность внимания, ослабление синаптических связей…
Нет. Корень – глубже. Он пьет соки из трагедии «Цаган-Сара». Воздействие флуктуации континуума на беременную Амалию Зоммерфельд. Неужели малышу-джинну суждено однажды поплыть к кораблю-призраку – белой искре между черным небом и черным морем? Часть симптомов сходна с «разрежением психики», наблюдавшимся у пассажиров яхты. Но вместо общего снижения уровня мозговой активности у Артура произошло перераспределение.
Защитный уход «под шелуху».
Мальчик – энергет? Нет. Ментал? – ничуть не бывало. Джинн? Свет звезд, заключенный в тюрьму тела? Не оттого ли ты бьешься в броню неба, желая выйти в космос, и не можешь, скован условностями материи… Значит, само наличие галлюцинативного комплекса – вторичного эффекта Вейса – результат влияния флуктуации на плод в утробе матери?
Иного объяснения доктор ван Фрассен не видела.
Впереди, растолкав барханы, возник оазис. Рощица деревьев – таких одинаковых, что Регину пробрала беспричинная дрожь – замерла в ожидании. Ни один лист не шелохнулся, когда они подлетели ближе. Ну да, конечно: такое же дерево росло за окном детской возле посольства. Здесь их было десятка три – клонов-двойников. И все казались залитыми в глянцевый пластик. Меж стволов из песка вставали башни – разноцветные кубики, поставленные друг на друга. От деревьев и башен в небеса, истончаясь, уходили прозрачные тросы – точь-в-точь ментальные «лонжи», какими Регину страховали коллеги при спуске в глубины разреженной психики Леопольда Эйха.