Изгнанница Ойкумены - Страница 65

К оглавлению

65

– Конечно, дорогой, – согласилась Регина. – Знаешь, я убила Лейлу.

– Ты не в себе. Лейла умерла от инсульта.

Он уже успел переговорить с врачом. И, глядя на бледную, как мел, женщину, решил не углубляться в детали. Пусть будет просто инсульт. Это ведь, в сущности, правда.

– Сволочная жара. Кого хочешь сведет с ума…

– Я убила Лейлу.

– Как? – он заставил себя язвительно улыбнуться. – Чем?

– Фа-диезом.

– Не волнуйся. Ты, главное, не волнуйся…

– А ты не спорь со мной. Протяженный фа-диез – это инсульт.

«Пусть будет просто инсульт, – читалось во взгляде Регины. – Это ведь, в сущности, правда. Да, дорогой?»

– Ты перенервничала…

– Дипломат учит психира, что такое внешняя провокация инсульта?

– Никого я не учу…

Пользуясь моментом, Зухра на четвереньках выползла из щели. И с завидным проворством юркнула обратно – Фрида, дремавшая неподалеку, рыкнула вполголоса. Химера выглядела не лучшим образом, но бдительности не теряла.

– Как Артур?

– Нормально. Прости меня, Ри, но я… – еще секунду назад Николас Зоммерфельд не произнес бы этого вслух даже под угрозой казни: – Я его боюсь.

– Кого?

– Собственного сына. Я никогда не привыкну. Знаешь, как люди боятся пауков? Крошка-паучок, а тебя трясет от ужаса. Это нелепо, и справиться невозможно. Меня учили, что всему есть объяснение. Разумное и логичное. А мой ребенок – вызов всей логике Ойкумены. Он иррационален, как мой страх перед ним. Артура можно исследовать, но за ним нельзя следовать. Если, конечно, ты не доктор ван Фрассен…

Что-то изменилось. Регина, отстранившись, смотрела на него, и Ника поразило ее лицо. Он не знал, что произошло, но в зное Шадрувана явственно повеяло снегами Кутхи, а в женщине, сидевшей рядом, проступили черты капитана ван Фрассена.

– Такое могла бы сказать моя мать, – Регина погладила его по плечу, как маленького. – Не бойся. За Артуром можно следовать. Я покажу тебе дорогу. Но не сейчас, ладно? Я очень устала.

– Я тоже, – признался Ник. – Я был у Кейрин-хана, когда со мной связались. Мы не поощряем связь по уникому в присутствии шадруванцев. Но такой случай… Хан спросил, что произошло, и я не мог соврать. Он все равно бы узнал, раньше или позже…

– Артур больше не пойдет за Скорлупу.

– Пойдет. Сама ведь знаешь…

– Значит, он не пойдет туда без меня. Иначе его убьют.

– Вряд ли, – вздохнул Ник. Смысл слов противоречил унылому виду посла. – Если Артур не уникален, мальчику ничего не грозит. Там, где прошли двое, пройдет толпа. Хан – человек бесконечно жестокий. Его выбор средств не скован моралью. Хан – человек бесконечно практичный. Он не убивает просто так, для удовольствия. И наконец, хан – человек бесконечно изобретательный. Мы изучаем Скорлупу, он изучает нас. Ты сама говорила: мы для него – инструменты. А Скорлупа – рычаг давления на нас. Если этот рычаг ускользает из рук…

Встав, Николас Зоммерфельд посмотрел на небо.

– Он требует, чтобы мы взяли шадруванца на орбиту.

– Зачем? – не поняла Регина.

– Ну, мы же ходим за Скорлупу…

...
КОНТРАПУНКТ РЕГИНА ВАН ФРАССЕН ПО ПРОЗВИЩУ ХИМЕРА
(из дневников)

Я хотела в зоопарк, а меня не выпускали из интерната. Хотела, чтобы Линда поделилась со мной радостью, и обрела ужас. Хотела читать мысли людей, а мне ставили «Нейрам». Хотела свободы, а меня держали в подземельях Святого Выбора. Хотела любви Фомы, и получила зачет по соцадаптации. Хотела удовольствий, а не снегов Кутхи. Хотела освободить гуся, а пришлось спасать химеру. Хотела тихой жизни, и встретила «корабль-призрак». Хотела быть рядом с Ником и Артуром, и вот я рядом, но не так, как хотела.

Меня следует жалеть?

Меня не выпускали из интерната, и я, играя, никого не свела с ума. Линда обожгла меня ужасом, и я узнала, что радостью не делятся насильно. Под «Нейрамом» я научилась смирению. Святой Выбор подсказал, что у свободы есть цена. Фома подарил первую любовь, чем бы она ни закончилась. В снегах Кутхи я не позволила отцу убить себя из чувства долга. Химера дала мне двенадцать рук. «Корабль-призрак» – Артура. Ник и мальчик рядом, и какая разница, чего я хотела?

Мне должны завидовать?

Тону в двоичной системе. Задыхаюсь.

Глава девятая
Небеса Каджар-Хабиба

I

Река вышла из берегов.

Река красная, синяя, желтая. Шитая золотом, колпачная, канительная. Волны шелка и атласа, дерюги и холста. Брызги изумрудов и алмазов, и стеклянных пуговиц. Река кипела, ворчала и всхрапывала. Сверкала на солнце рыбьей чешуей: сталь, медь, олово. Вонь подмышек, аромат жасминовых притираний; молочный запах детей, кислятина стариков. Гомон, визг, гвалт. Проклятия – кому-то отдавили ногу. Здравицы – кто-то восхвалял судьбу, позволившую дожить до славного дня. Хрип – кого-то задавили насмерть. Лай собак, шныряющих у кромки воды; в небе – птичий галдеж…

Каменный лев чуть не подавился человеческой головой, которую жевал добрую сотню лет. На его памяти это было первое столпотворение, заслуживающее внимания.

И вдруг – словно некий маг посохом разделил воды реки надвое. В брешь хлынула тьма: черные кони, черные всадники. «Мертвая сотня», отборные, беспощадные головорезы – телохранители Хеширута IV. В центре строя, огражден бдительностью от невзгод, на тонконогом жеребце гарцевал шах. За прошедшие годы его величество, да живет он вечно, прибавил в росте, раздался в плечах – не мальчик, юноша.

На носу шаха блестели очки в драгоценной оправе.

– Ты не говорил мне, – сказала Регина.

– Ты не спрашивала, – пожал плечами Ник.

65