Милосердствовать вслепую. Скрипка. Флейта. Она чуть не ударила Ника. При всех. За то, что прав. За то, что на весах не только желания безглазого подростка, облеченного властью. Надо что-то делать; ничего сделать нельзя…
«Ты можешь обнадежить его, Ри?»
«Как?»
«Дать ему увидеть? На время, на одну минуту? Я скажу, что сейчас мы не способны на большее. Обнадежу его – и отложу решение вопроса. Мы выясним позицию Кейрин-хана – не исключено, что он поддержит эту идею…»
«Я могу дать ему увидеть зал моими глазами. Трансляция сенсорных образов – самое простое решение. Устраивает?»
«Вполне, – спела скрипка. – Ты умница.»
«Да, – ответила флейта. – Я умница. Но я прилетела сюда лечить одного мальчика, а не двоих.»
Вернулся зал. Посол Зоммерфельд, выступив вперед, что-то говорил – гортанно, щелкая и цокая. Старцы ухмылялись в бороды. Вежливо слушал регент. Равнодушно – шах. Казалось, разговор не о нем, и о зрении он спросил между делом. Толстяк наконец справился с виноградинкой. Регина впервые заметила, какой внимательный, цепкий прищур у этой горы жира. Изучая собравшихся, она ждала, когда Ник даст ей отмашку приступать. В обещанном не крылось ничего сложного. Такие шутки они проделывали в интернате. Правда, в «Лебеде» не учился ни один шах.
– Давай! – скомандовал Ник, и она потянулась к мальчику на троне.
В первую минуту Регина решила, что сошла с ума. Хеширута IV не было. Он находился в зале, собственной персоной, и в то же время он полностью отсутствовал на ментальном плане. Доктор ван Фрассен еще бы поняла броню. С пси-блокадой она была знакома не понаслышке. Помнила она и серую пыль – защиту рассудка охранников на вилле, где изучался секрет «Цаган-Сара». Но шах оказался пустым местом. Даже не призрак – ничто. В волнении, забыв законы и приличия, Регина всем мозгом ударилась в Кейрин-хана – с тем же результатом. Старцы, толстяк, музыканты – для телепата никого из них не существовало.
Совсем.
Мне снова шестнадцать, подумала Регина. Я не на Шадруване. Я на Соне, на фестивале арт-транса. Я смотрю «Мондонг», фильм с возрастными ограничениями. Я сплю, и мне снится, что я – героиня фильма. Этого не может быть на самом деле. Однажды я проснусь.
– …лучшие телепаты Галактики, – сказала Сибилла Терн, психир. – Активные день за днем идут на таран. Пассивные день за днем идут на погружение. И что? Вместо тарана – пшик. Вместо погружения – барахтанье на мели. Племя дикарей, неуязвимых для телепатического вторжения. Я, пси-хирург с дипломом, полученным на Сякко, чувствую себя калекой. Я ни на шаг не продвинулась, Джош. Психика этого уродца закрыта для меня. Это пирамида, вкопанная в землю. Пирамида с иными константами. Ты понимаешь, что это значит?
– Понимаю, – кивнул Джошуа Фластбер, этнолог. – Это значит, что надо продолжать.
– Нет! Я не могу. Представь, что тебе велено оплодотворить женщину. Естественным путем. Она лежит перед тобой, обнажена и доступна. Но подходя к ее кровати, ты всякий раз делаешься скопцом. Если я скажу тебе, что надо продолжать, что ты мне ответишь?
Сон длился.
«Я утратила дар, – в панике решила она. – Я больше не телепат!..» Ты только что обменивалась мыслями с Ником, подсказал здравый смысл. Проверка заняла доли секунды – посол Зоммерфельд был по-прежнему доступен для нее. Как и Зоммерфельд-сын – утром. Ларгитасцы – да. Шадруванцы – нет.
Ник с удивлением смотрел на нее.
– Я не могу, – сказала Регина. – Выкручивайся, как знаешь.
– Что мы делаем, Артур?
Вопрос – в карих глазах. Вопрос – вихор на темени.
– Мы строим башню. Вот это – башня.
Доктор ван Фрассен плавно – чтобы ребенок успел отследить движение – провела ладонью вдоль пяти кубиков, установленных друг на друга. Все кубики были педантично повернуты одноцветными гранями в одну сторону. Желтый – к желтому, зеленый – к зеленому…
– Башня. Повтори, Артур: башня.
Связи «объект – образ» простраивались успешно. Даже лучше, чем Регина надеялась. Но с вербальными маркерами и речевыми ассоциациями дело обстояло хуже. Ничего, на то она и ментал: поможем, свяжем. Так держат под руку хромого, прогуливаясь по больничному парку. Главное – запустить ассоциативный механизм на должную глубину, отладить сложные цепочки. Вскоре механизм станет работать сам, без «костылей». Понадобится лишь периодическая коррекция и подключение следующих слоев.
Смотрим речевые центры. Словесный, напрямую связанный со слуховым – задняя часть первой височной извилины левого полушария. Что тут у нас? Более или менее. Ряд слов Артур знает и вполне понимает их значение. Стимуляция не помешает, но в целом… Двигательный речевой центр – задний отдел третьей лобной извилины левого полушария. Тут проблемы. Простой стимуляцией не обойтись…
– Повторяй за мной: башня.
– Баша…
– Баш-ня. Давай-ка еще раз – баш-ня.
И побуждающий импульс – легкий, едва заметный.
– Баш… ня-я… Баш-ня. Баш-ня! Баш-ня! Баш-ня!
– Молодец, Артур! Строим дальше?
– Стоим!
Это – уже без побуждения. Хорошо. Продолжаем.
Малыш взял следующий кубик.
Она старалась с головой уйти в работу. Спрятаться, как в коконе силового поля – лишь бы отсечь, оставить снаружи мысли о вчерашнем. Одно воспоминание о шахском приеме вызывало у Регины приступ паники. На ум пришел блок-экран, перекрывший доступ к Леопольду Эйху. Если это было возможно на Ларгитасе, на правительственной вилле – возможно ли подобное на Шадруване? Неужели шахский дворец оборудован…
Чушь, бред! Откуда у варваров сверхтехнологии?